Здравствуйте, мой Президент. Я так часто разговаривал с Вами. А в ноябре девяносто девятого писал Вам первый раз. О том, что не пристало мужчине в России бояться тюрьмы, просить гарантий, искать убежища. Мы ведь рождаемся непокорными, и, если присмотреться, у всех у нас на запястьях шрамы. Свита убеждала меня - Президент глух и слеп, он не осознает происходящего и не понимает действительности. Однако я никогда не сомневался, что мое - прочтётся и причтется. Вы всегда дорожили моим мнением. Мой Президент не мог быть иным. Вы не получили того письма - оно не отправлено. Я посчитал мой совет бестактным. Те дни стали для Вас слишком невыносимыми и мне оставалось молчать. С безысходностью Вы всегда предпочитали встречаться один на один. Так положено сильным. И так правильно.

Я вставал от Чехова и Гребенщикова, от Шаламова и Башлачёва. Рожденный на Колыме, я изначально был готов умирать. Уколы мне, младенцу, ставили в виски - только там могли поймать вену. Семилетним я нашел в тайге позеленевший череп с дырой в затылке, во дворе выменял его на кобуру, а её, немного погодя, на добрую резину для самострела - чтоб можно было стрелять тяжелыми гвоздевыми пульками. Холодящая связь, не правда ли? Когда появились Вы, я уже поднялся. Вы только начинали, а я знал уже все. Задолго до Ваших сенсационных заявлений, еще в школе меня часто обжигал озноб - я видел будущее. Знал, что империя обречена, что коммунисты проиграют и что, несмотря на это, я никогда не понадоблюсь моей стране. Уже в семнадцать лет меня впервые допрашивали в КГБ. Иногда воздух становился плотней, и черное небо гнуло хребтом к земле. Я понимал, - так будет в тюрьме, дышал через раз и экономил силы. Оказалось, там не страшней, чем здесь. К тому времени Вы уже были героем самиздата, впрочем, как и я. Когда Вы пришли, я шкурой, как молодой волчонок, почуял сильного вожака. Однажды мы брали такого с вертолета. Пока били стаю, он ушел в перелесок. Когда подошли к нему, он выбрал самое толстое дерево, встал на задние лапы и слился со стволом. Кружились в паре, он и ревущая "восьмерка" над ним. Потом бортмеханик посмотрел на нас из двери кабины круглыми глазами и проорал: может, оставим? - и мы ушли, матерясь и восхищаясь.

Вас нет со мной три месяца. Я никогда не был Вашим соратником, тем более поклонником, никогда не голосовал за Вас, да и за всех прочих. Я никогда не был частью государства. Так вышло, к моему сожалению. Небеса вели меня через жизнь к достойному финалу и я не петлял. Однако, Вы как-то вопреки стали моим Президентом и только Вам я не перечил, только Вас слушался. Оцените это и не жалейте о несделанном. Доведут до ума другие. Время прощаться. Пустота - плохой собеседник. Я отучаюсь говорить с Вами. Человек с рыбьими глазами - хороший выбор для этой безалаберной страны. Вероятно, он будет надежен. Может быть, со временем я привыкну к нему. Но моим Президентом остаетесь Вы. Потому что соавторы наступившей эпохи - мы оба в равной степени. И мы за неё в ответе.

Сергей Шинкарёв
апрель 2000 года

впервые опубликовано в журнале "WWWoman" 15.02.2001

из его письма издателю:

"...я не с ними. Ни с первым, ни со вторым. Фактически признание в любви я адресую эпохе - не принявшей меня. Роман с книжно-несчастливым концом. Да и чего греха таить - после всех юношеских сражений, после двадцатиоднодневной голодовки в расстрельной одиночке (камера 51) якутской пересыльной тюрьмы (СИ - 16/1) - после всего запредельного появился рефлекс, таящий в себе некое удовольствие. Удовольствие отверженных. Своего рода привычное самоутверждение перед Властью, так и не поломавшей меня. Она оказалась неожиданно слабой перед маленьким человеком. Теперь мне ясно - это закон, но открывается он не каждому..." (февраль 2001)