В ТАНЦЕ С НЕБОМ НА СНЕГУ

посвящённым посвящается

Ты конченый – сказал он сам себе. Дорожка ледяной воды медленно ползла от шеи между лопаток, отбирая надежду с каждым сантиметром. Остатки сна предательски съёжились. Захотелось сдаться.

Наркотики вошли в его жизнь давно. Но фатальная зависимость началась два года назад. Возникли необратимые изменения психики. Совсем недавно можно было соскочить. Если бы не кокаин. Его безупречная белизна не оставляла шансов. Его было очень много. Его стоимость не поддавалась вычислению. К счастью, люди принимали коку за снег. Это их спасало. Всех. Кроме посвящённых.…

Он рывком сбросил «пенку». Какой то особо утончённый бред – спать под дождём, накрывшись ковриком. Вечером было интересно, получится ли выспаться. Сейчас стало хмуро. Интерес исчез. Не получилось. По лени, правда. Костёр не тайга, без человека не горит. Он подошёл к машине. Народ пребывал в коме. Глядя на «святую троицу», почувствовал себя гораздо бодрее. Год назад в этом миниатюрном джипе пришлось спать впятером. После того путешествия в обиход вошла сильная фраза – не всё в нашей жизни можно объяснить словами.

До кокаина он уходил в запои. Днями, неделями балансировал на грани. Сунтар, Томпо, Хандыга, Саккырыр, Мелет, Белая. Названия сплетались в чудную паутину, что вязала намертво. Заходя в очередной водопад, он забывал, что не умеет плавать. Отыгрывал у воды ещё немного жизни – и вспоминал. Не успев выпустить из руки весла, тут же, как всякий алкоголик, клялся – больше никогда. Команда собутыльников моментально соглашалась – Точно! Никогда! Больше! Никуда! Не пойдём! - и задумчиво глядела на реку. Он так и не стал для них настоящим капитаном. Оставшись заурядным лидером. Лидером Обречённых.

Да, в машине совсем не фонтан. А на улице.… В принципе дождя не было. Странное явление. Если сидеть у огня – его не заметишь. Если спать – просто заливает, сволочь. Уже рассветало, и он решил не ложиться. Разгорался костёр. Осадки из вредности переродились в туман. Он поднял голову. Реликтовые буки взлетали в молоко. Серую тишину пробивали только крупные капли. Так плакали листья. Так уходила ночь. В такое же утро придёт последний поезд на Лхасу – подумал он.

Наркомания началась незаметно. Он надышался. Когда впервые на перевале рука дотронулась до облака, хотелось кричать от восторга. Немедленно снимать. Спешно рассказывать друзьям. Ведь в одном растерянном мальчишке не могла поместиться такая безграничная красота. Тогда был шанс остаться с людьми. Но его молчаливые боги, не спрашивая, перевели стрелку. И он помчался в облаках с дымом костра пополам, не глядя на пристальных оранжевых тёток и сметая картонные шлагбаумы. Когда оборвались рельсы – не удивился. И взлетел.

Рассвет принёс странное решение. Он задумал повернуть. Формальная причина присутствовала. Развороченное колено не позволяло результативно работать на воде. Упоры катамарана всё больше походили на пытку. Но был и другой мотив. Вечный и непобедимый страх. Вода затягивала. Команда шла к пропасти. Они были исключением из всех правил. Точнее, они «забили» на все правила. Без тренировок, без снаряжения шли на «шестую воду». Не ставя никаких страховок вообще. Одним судном. Не уповая даже на «авось». Лезли, как быки на красное. На слепой вере – Серёга, будем жить! Будем! С каждой новой победой восклицательный знак сгибался ниже перед свинцовыми мыслями. Согнулся до вопросительного и замер горбатым карликом. А если не будем?

Далеко в детстве состоялась странная встреча. Чудовищный шрам не добавлял собеседнику обаяния. Мужик в тельняшке смотрел мутным жёлтым взглядом. Полоски от химического карандаша шли прямо по телу. Запомни, сынок – сказал он, прикрывая шрам ладонью – под каждым маяком есть точка стагнации, там останавливается жизнь, не задерживайся под маяком – зрачки стали неожиданно изумрудными и чистыми. Теперь, стоя на обрыве, он видел в чёрной морской глубине такое же изумрудное мерцание. То светились иллюминаторы затонувших кораблей. Сердце билось в такт вспышкам маяка. Уходи, сынок – шепнул из темноты невидимый знакомый голос – уходи….

Утро закончилось. Три отморозка, проснувшись, жались к костру. Заварили чай. Он рассказал о том, как здорово ездить по снегу. Они моментально закивали. Он вспомнил о градусах и уклонах. Они кланялись мелко и быстро, по-китайски. Он показал руками, какое количество удовольствия их ожидает. Они восхищённо цокали языками. Потом один из негодяев спросил – а катамаран туда на себе тащить…? У родника ухнул филин. Туман завалился в лощину. Прадед любопытного являлся прямым потомком внука Императора Солнца. В их отношении насилия не допускалось. Так в команде не стало капитана и появился первый бордер. Так изменилась жизнь.

Временами сверху доносилось пение. Приглушённое и старательное. Несколько баритонов в унисон. Пели всегда о степи. Он жил на последнем этаже. Пятеро сбитых немецких лётчиков собирались для вокала на крыше. В такие вечера ностальгия витала над городом, принося первый снег. Октябрь ложился рубежом. Продержавшимся до октября разрешалось покидать госпиталь. Сестра вручала амбулаторную карту и успевала коснуться нежно – милый, возвращайся! Пятеро в окаменевшем молчании смотрели с крыши. Слёзы падали к земле мёртвыми серебряными птицами. Он уходил, не поднимая головы. Лётчики оставались.